Последние годы и месяцы отметились целым рядом событий, которые внесли существенные коррективы в геополитическую картину Центральной Азии. Смерть президента Узбекистана Ислама Каримова, продолжающаяся политическая трансформация в Казахстане, недовольство значительной части жителей Киргизии последствиями вступления страны в ЕАЭС и тлеющий конфликт между элитами в Таджикистане создают возможности для изменения баланса сил в регионе. В первую очередь, речь идет о нарастающем влиянии Китая, которое сопровождается поиском оптимальных форм сотрудничества с Россией, сохраняющей здесь свои интересы.
Важность среднеазиатского региона для Пекина определяется совокупностью экономических и политических устремлений, а также проблемами безопасности.
Едва ли не главное значение здесь имеет вопрос обеспеченности ресурсов. Речь идёт и о самих энергоносителях, и о маршрутах их поставок в Поднебесную. Сейчас большинство используемых КНР трубопроводов проходят через потенциально небезопасные для Китая страны и регионы. Проект трубопровода через Мьянму вероятно еще очень долгое время останется лишь на бумаге из-за нормализации Нейпьидо отношений с США.
Выход на среднеазиатский рынок решает разом большинство вопросов, беспокоящих Пекин. Китай получает доступ к богатейшим залежам углеводородов, обеспечивает удобные маршруты их транспортировки и создает благоприятные условия для переговоров о дополнительных скидках на российский газ из Сибири. Политическая конфигурация региона позволяет КНР с самого начала выстраивать энергетическую стратегию диверсифицировано. Так, по мнению аналитика агентства «Внешняя политика» Никиты Мендковича:
"В числе целей Пекина в Таджикистане и Кыргызстане является создание альтернативного транзитного пути в Узбекистан и Туркменистан, источники газа и путь в Иран. Основной путь проходит через Казахстан, но китайские компании заинтересованы в наличии альтернативных маршрутов на случай политических осложнений с Астаной".
Другой важный фактор китайской политики в Средней Азии – вопрос безопасности. С регионом граничит Синьцзян-Уйгурский автономный район, остающийся для Пекина источником внутренних угроз. Уже сейчас порядка 1000 уйгуров воюют в рядах вооруженных исламистов. Дестабилизация среднеазиатских государств неизбежно вызовет здесь новые протесты, подавлять которые придется с применением силы.
Для предотвращения такого развития событий Пекин вкладывает большие деньги, стремясь обеспечить сохранение обороноспособности и экономический рост государств, находящихся в среднеазиатском регионе. В планах Китая значится сооружение на таджикско-афганской границе четырех пограничных постов и военного учебного центра с тренировочными площадками, а текущий долг Душанбе перед КНР уже превысил 1 миллиард долларов, что составляет более половины государственного долга страны. Скептики предостерегают, что вызванные в результате китайских вложений экономический рост и укрепление среднего класса без проводимых одновременно политических реформ могут дать обратный эффект, ускорив и усилив стабилизационные процессы.
Взгляды России и Китая на среднеазиатский регион во многом схожи, но не тождественны. Обе страны не заинтересованы в скачкообразной трансформации правящих там режимов, в отличие от США, которые, наоборот, делают ставку на революционный сценарий. Однако пересекающиеся экономические интересы будут оставаться серьезным фактором, тормозящим взаимодействие Москвы и Пекина. При этом в интересах обоих сторон демонстрировать перед Вашингтоном готовность к самому широкому сотрудничеству регионе. По словам аналитика агентства «Внешняя политика» Геворга Мирзаяна:
«Да, обоим государствам выгодно делать вид, что такой альянс существует или может существовать. С помощью этого призрака Китай оказывает давление на американскую позицию в Юго-Восточной Азии, а Россия — на европейские дела. Однако в долгосрочной перспективе, особенно в треугольнике отношений Россия — США — Китай, некоторые интересы Москвы и Пекина могут и будут расходиться. В том числе в Средней Азии».
В ближайшей перспективе Китай и Россия будут избегать открытых конфликтов в среднеазиатском регионе. Даже если те или иные противоречия всё же будут возникать, стороны предпочтут решать их со всей возможной деликатностью.
Дебаты о новой «холодной войне» препятствуют развитию западной мысли в отношении России. Они отражают – и поощряют – развитие опасной тенденции в рядах политиков и военных стратегов, которая состоит в подготовке к войнам прошлого. Они также подразумевают определенную предсказуемость и уверенность в том, как поведет себя Россия, не принимая при этом в расчет ни отличную от прошлого сегодняшнюю международную ситуацию, ни приспосабливаемость России к геополитическим изменениям.
Примерно с 2012 года риторика о России как опасной неосоветской автократии подхвачена государством. Элиты, Белый дом, президент Барак Обама активно ее используют. Эта риторика пришла из СМИ и во многом под влиянием прессы стала частью политического истеблишмента. Массовое же американское сознание до того не было подвержено политической русофобии.
И проблем сегодня гораздо меньше, и они значительно менее опасны, чем те, которые нам приходилось решать в период «холодной войны». Однако неспособность оценить, как закончилась «холодная война», оказала огромное влияние на взгляды России и Запада. И эта неспособность объясняет то, что происходит сейчас.
Министр иностранных дел ФРГ Зигмар Габриель продолжает умеренно-настороженную линию немецкого руководства по отношению к новой американской администрации. Находясь в Вашингтоне Габриель подчеркивал важность развития трансатлантических связей. В условиях кризиса в ЕС и предстоящих выборов ФРГ демонстрирует стабильность своей внешней политики.
«Внешняя политика» - аналитическое агентство, которое позволяет частным лицам и специалистам государственных и бизнес-структур правильно понимать логику международных процессов и трезво оценивать и прогнозировать политические риски. В отличие от СМИ, материалы "ВП" формируют целостное понимание проблемы и позволяют принимать решения.
(подробнее).
Наверх