Кредо реалиста: сначала порядок, потом свободы

Перевод с английского

Все, кто связан с внешней политикой, считают себя реалистами: просто потому, что каждый уверен в том, что он реалистично смотрит на вещи. В то же время, очень немногие причисляют себя к реалистам, так как полагают, что реализм означает цинизм и самоустранение в ситуации нарушения прав человека. В сущности реализм всегда актуален – еще с V века до н.э., когда Фукидид написал «Историю Пелопоннесской войны», и установил, что человеческая природа движима страхом, личным интересом и стремлением сохранить собственную честь. А по определению, вероятно, единственного выдающегося мыслителя прошлого столетия в этой сфере Ганса Моргентау, реализм предполагает действия в соответствии с самыми основными человеческими инстинктами – а не вопреки им.

Почему же реализм всегда актуален и вместе с тем постоянно подвержен критике? Потому, что реализм открывает неприятную правду, которую не каждый хочет услышать, а в сфере внешней политики, как и в других сферах человеческой деятельности, люди предпочитают себя обманывать. Я дам свое определение реализму, так, как я его понимаю.

В первую очередь, реализм – это чувственное восприятие происходящего, набор ценностей, а не четкая инструкция о том, как действовать в каждой конкретной экстренной ситуации. Реализм представляет собой способ мышления, а не катехизис о том, что и как следует делать. Он не помогает избежать ошибок. Поэтому реализм – это больше искусство, чем точная наука. Некоторые из ярчайших практиков-реалистов, например, бывший Советник по национальной безопасности США Брент Скоукрофт и бывший Государственный секретарь Джэймс Бейкер III, - никогда не причисляли себя к писателям или философам. Они были просто практичными людьми, которые умело определяли, что во внешней политике имеет смысл, а что – нет. Но и они совершали ошибки. Можно быть интеллектуалом и прочитать все существующие книги о реализме, но при этом не справляться со своей работой в правительстве, а можно быть юристом, который не прочел ни одной книге о реализме и стать хорошим Госсекретарем. Бывший Госсекретарь США Генри Киссинджер уникальным образом сочетал в себе качества интеллектуала-реалиста и успешного государственного деятеля. Однако успешный государственный деятель, является он при этом интеллектуалом или нет, должен иметь некий набор убеждений, который можно обозначить как кредо реалиста:

Сначала – порядок, а потом – свободы. Так и есть. Американцы могут думать, что свобода является самой важной политической ценностью, но реалисты знают, что если нет порядка, то и ни о каких свободах для кого-либо не может быть речи. В условиях анархии свобода не имеет смысла, так как жизнь практически ничего не стоит. Американцы иногда забывают это основополагающее правило, считая порядок чем-то само собой разумеющимся – потому что у них всегда был порядок, это досталось им в подарок от английской политической и философской традиции. Однако порядок царит не везде. Поэтому, свержение диктаторов вызывает беспокойство у реалистов. Они знают, что стабильная демократия не всегда является первой альтернативой, и задают вполне логичный вопрос: кто тогда будет править? Даже тирания – лучше, чем анархия. Так, Ирак во главе с Саддамом Хусейном был более гуманным в отношении людей, чем Ирак, которым никто не правит – Ирак в состоянии межконфессинальной войны.
Необходим свой подход в каждом конкретном случае. Другими словами, нельзя заниматься свержением режимов, которые чем-то не нравятся, в разных странах мира просто потому, что они не придерживаются тех же стандартов прав человека, или их руководители коррумпированы или малообразованны, или потому, что они не демократичны. Необходим свой подход к каждому государству. Действительно, может быть так, что лидер одного государства настолько угрожает интересам другого, что со стороны последнего война или санкции могут быть необходимостью, однако так случается достаточно редко. Когда вопрос касается руководств других стран, реалисты всегда выбирают между плохим и еще более худшим решением, идеалисты же ошибочно предполагают, что существует единственно правильный выход.

Предполагать худшее, чтобы избежать худшего. Пессимистические ожидания более значимы, чем неоправданный оптимизм. В связи с тем, что такое большое число режимов в мире сложны сами по себе, или находятся в трудном положении, реалисты знают, что всегда нужно думать о том, что может пойти не так. Во внешней политике – как в жизни: то, чего опасаешься, зачастую не происходит именно потому, что были приняты соответствующие предупредительные меры. Проблемы возникают из-за тех ситуаций, о которых не беспокоятся и которые происходят неожиданно. Реалисты – хорошие алармисты.
Не у каждой проблемы есть решение. Наивно предполагать, что любая проблема решаема – это не так. Беспорядки и нарушения прав человека происходят, и даже США не могут вмешиваться в каждом таком случае. Поэтому реалисты не видят проблемы в том, чтобы в некоторых ситуациях делать небольшие шаги или не делать ничего вообще, даже если они при этом так же, как и идеалисты, переживают из-за сложных ситуаций.

Интересы важнее, чем ценности.  Такое государство, как США, заинтересовано в том, чтобы обезопасить свои морские транспортные пути, обеспечить доступ к энергоресурсам, укрепить свое доминирование в Западном полушарии и благоприятный баланс сил – в Восточном. В этом – материальные заботы, в основе которых лежат не либеральные ценности, хотя необязательно им противоречат. Если арабские диктатуры лучше справятся с обеспечением безопасности морских путей на Ближнем Востоке, чем хаотичные демократии – реалисты сделают выбор в пользу диктатур, осознавая, что это сложное, но необходимое решение.

Мощь США ограничена. США не только не могут вмешиваться везде – они не могут вмешиваться в большинстве случаев. Именно потому, что США являются глобальной державой, им необходимо не увязнуть в каком-либо одном регионе или стране. США способны отстаивать интересы своих союзников военно-морскими и военно-воздушными силами, а также кибернетическими средствами. США могут внедриться в телекоммуникационные сети по всему миру. В целом, они могут сделать многое. Но они не могут привести в порядок сложные исламские общества, которые пребывают в состоянии хаоса. Поэтому еще одна вещь, которая хорошо удается реалистам – и по поводу которой они не переживают – это разочаровывать людей. Фактически, можно сказать, что даже самая хорошая внешняя политика всегда приводит к разочарованию, поскольку она не создает возможности, а предотвращает негативные сценарии.

Эмоции и хорошая политика – взаимоисключаемые понятия. Внешняя политика требует хладнокровных практиков. И в то время, когда другие кричат о том, что нужно что-то делать, человек, принимающий решения, должен думать на два, три, десять шагов в перед о последствиях своих действий. Эмоции быстро меняются: те, кто сегодня громче всех кричит о необходимости интервенции, завтра могут назвать предпринятую интервенцию неправильной.

После прочтения этого списка может показаться, что реализм безнравственен. Это не так.

Скорее, реализм пронизан жесткой моралью поиска наиболее благоприятного решения из сложившейся ситуации, чем моралью хороших намерений.

Существует большая разница между моралью и нравоучениями: первая связана с нелегким выбором и последствиями этого выбора, а вторая – отрицает и то, и другое. Реализм – это нелегкий путь. Политик, который действует в соответствии со своими заявлениями, всегда будет подвергаться критике, хотя позже о нем будут вспоминать как о хорошем государственном деятеле. Примером может служить Джордж Буш-ст. Однако реалисты во внешней политике как мне кажется, чувствуют себя более уверенно в своем одиночестве, чем некоторые из их коллег-идеалистов. Такое одиночество естественно для лучших из политиков: если кто и вызывает опасения, то это – политик, жаждущий поддержки толпы.