Тактика действий российских войск в Крыму в марте 2014 года вызвала в западной прессе и среди профессиональных наблюдателей дискуссию о «новой стратегии гибридной войны», которую якобы освоила и применяет Россия. Наблюдатели указывали на «размывание» очертаний военного конфликта и вовлечение в него невоенных средств, которые не имеют прямого отношения к классическому военному противостоянию. Однако похоже, что зарубежные эксперты поспешили выдать российским войскам авансы, которые те пока не заслужили.
В январе 2013 года в Москве состоялось общее собрание Академии военных наук, на котором выступил начальник Генерального штаба вооруженных сил России генерал Валерий Герасимов. В своем докладе он представил российские взгляды на современную войну и «революцию в военном деле». Это выступление широко разошлось на цитаты как пример нового российского подхода к «гибридной войне», но только после начала крымских событий 2014 года. Цитирующие «доктрину Герасимова» зарубежные наблюдатели упускают из виду то обстоятельство, что, проведя обзор существующих в мире подходов к «революции в военном деле», генерал Герасимов констатировал:
«Надо признать, что если мы понимаем сущность традиционных военных действий, которые ведут регулярные вооруженные силы, то об асимметричных формах и способах наши знания поверхностны».
Сам доклад преимущественно является обзором западного опыта военных действий в Европе, на Ближнем и Среднем Востоке, а также «цветных революций» на постсоветском пространстве. В докладе подчеркивалось возрастание роли невоенных методов в достижении политических и стратегических целей. Констатировалось, что в ряде случаев по своей эффективности невоенные методы значительно превзошли силу оружия. Герасимов указывал, что акцент военных действий сместился в сторону широкого применения политических, экономических, информационных, гуманитарных и других невоенных мер, направленных на активизацию протестного потенциала населения.
На опыте операций НАТО в Югославии и Ливии, а также сценариев «цветных революций» в Грузии и на Украине Герасимов пояснял, что кампания давления невоенными средствами нередко дополняется военными мерами скрытого характера - информационным противоборством и действиями сил специальных операций. Отдельно отмечалось распространение асимметричных действий, позволяющих нивелировать превосходство противника в вооруженной борьбе. К ним Герасимов отнес использование сил специальных операций и внутренней оппозиции для создания постоянно действующего фронта на территории противника.
Отдельного внимания удостоилось информационное противоборство, которое открывает широкие возможности по снижению боевого потенциала противника. Герасимов отметил, что в ходе «арабской весны» в Северной Африке были использованы технологии воздействия на государственные структуры и население с помощью информационных сетей. Он призвал российские вооруженные силы «совершенствовать действия в информационном пространстве» для защиты собственных объектов.
Об информационном оружии в одном из своих выступлений говорил министр обороны России Сергей Шойгу:
«Настал тот день, когда мы все признали, что слово, камера, фотография, интернет и вообще информация стали еще одним видом оружия, еще одним видом Вооруженных сил. Это оружие в разные годы по-разному участвовало в событиях нашей страны, как в поражениях, так и в победах».
Выступление Валерия Герасимова перед собранием Академии военных наук было в первую очередь призвано поставить вопросы о том, чем могут ответить вооруженные силы России на достижения «революции в военном деле» государств Запада. Герасимов задавал, а не отвечал на вопросы – что такое современная война, к чему надо готовить армию, чем она должна быть вооружена?
Промежуточные ответы для России были сформулированы довольно скромно. Герасимов указывал на опыт партизанских отрядов в годы Великой Отечественной войны, борьбу с иррегулярными формированиями в Афганистане и на Северном Кавказе. Он также отметил отдельные неутешительные результаты операции по принуждению Грузии к миру в 2008 году.
Отталкиваясь от эпизодов нападения в сентябре 2012 года на американское консульство в Бенгази, активизации пиратских действий и захвата заложников в странах Ближнего Востока Герасимов указал на необходимость построения системы вооруженной защиты интересов государства за пределами его территории.
Однако наибольшую тревогу у начальника Генерального штаба вызвала тенденция смещения военных действий в информационное и космическое пространство. Применение высокоточного оружия, оружия на новых физических принципах и роботизированных систем составляет подлинную сложность для российской военной реформы. В качестве значительного предмета озабоченности Герасимов выделил завершение создания глобальной системы ПРО США и реализацию концепции «глобального удара», в силу того, что нахождение на постоянной основе в ключевых районах мира боеготовых группировок стран НАТО обеспечивает им возможность наносить удары в кратчайшие сроки по любой точке земного шара.
Для сдерживания и предотвращения современных и «гибридных» военных конфликтов Герасимов изложил концепцию «мер стратегического сдерживания». Ее основу составляют политико-дипломатические и внешнеэкономические меры, которые тесно связаны с военными, информационными и другими. Общая цель этой программы в формировании у потенциальных противников убеждения в бесперспективности любых форм давления на Россию и ее союзников.
На этом этапе российские наработки в сфере «революции в военном деле» не носят опережающего характера и не превосходят западные аналоги.
Само российское руководство ощущает асимметрию возможностей России и НАТО и стремится нивелировать ее. Российская военная доктрина в части противодействия «гибридным угрозам» по-прежнему остается оборонительной.
Совершенно очевидно одно – этот визит доказывает укрепление «всеобъемлющего стратегического партнерства» между нашими странами. При этом говорить о формировании некоего российско-китайского союза совершенно неуместно – сближение Москвы и Пекина определяется сонаправленными, но не совпадающими векторами развития.
На протяжении последних трех столетий Москва была главным динамическим ядром Евразии и центром притяжения для соседей. Однако будущее евразийского пространства в XXI веке будет определяться не одной Россией, которая будет вынуждена конкурировать с Китаем, ЕС, США, Турцией и Ираном. Россия должна быть за столом переговоров великих держав, чтобы не стать одним из блюд в их меню.
Приходится констатировать, что при сохранении текущих тенденций модель двойной конфронтации может приобрести признаки структурной основы панъевропейского пространства как минимум в краткосрочной перспективе.
Дебаты о новой «холодной войне» препятствуют развитию западной мысли в отношении России. Они отражают – и поощряют – развитие опасной тенденции в рядах политиков и военных стратегов, которая состоит в подготовке к войнам прошлого. Они также подразумевают определенную предсказуемость и уверенность в том, как поведет себя Россия, не принимая при этом в расчет ни отличную от прошлого сегодняшнюю международную ситуацию, ни приспосабливаемость России к геополитическим изменениям.