Украинский внутриполитический кризис затмил в информационном пространстве проблемы Ближнего Востока, Африки, Закавказья, Центральной Азии и Афганистана. После завершения серии балканских войн европейская безопасность не подвергалась столь суровому испытанию.
Значение Украины для Европы трудно переоценить хотя бы в силу географических характеристик. Это - вторая по размеру территории (603, 7 тыс. кв.км.) и пятая по численности страна Европы (чуть более 46 млн. чел.). В бывшей Югославии не располагалось 70% всей инфраструктуры российского Черноморского флота, а сама эта страна не играла столь важной роли в обеспечении газового транзита из России в Европу. Если сравнивать нынешнюю ситуацию на Украине с югославскими конфликтами, позиции РФ и Запада сегодня расходятся значительно больше, чем это было в 1990-х годах. И переживаются они эмоциональнее. Дело здесь не только в решимости Москвы или изменении геополитической роли страны по сравнению с предыдущим периодом. Прежде всего, потому, что не для представителей политического истеблишмента, а для среднестатистического россиянина Украина значит несопоставимо больше, чем Абхазия или Южная Осетия, Нагорный Карабах или Приднестровье. Сергей Лавров совершенно не лукавил, говоря о том, что Крым для граждан РФ - это не то же самое, что Фолкленды для британцев.
Но насколько вероятно преодоление тех противоречий, которые разделяют сегодня Москву и Вашингтон с Брюсселем? После 1991 года многие охотно писали про новый этап в отношениях между Западом и Россией. За два десятилетия «холодную войну» не единожды хоронили и предавали ритуальному проклятию. Однако же в этих отношениях было много поворотов. В августе 2008 года был пережит сложнейший кризис, вызванный «пятидневной войной» на Южном Кавказе. Это событие показало, что и без идеологических и ценностных противоречий национальные интересы могут разводить государства и интеграционные объединения по разные стороны баррикад. События 2014 года снова подтвердили правильность этого тезиса.
Происходит это не в последнюю очередь потому, что такое важнейшее проявление мышления «холодной войны», как предельно идеологизированный подход к российским интересам, никуда не исчезло. От него США и их союзники так и не смогли освободиться. Если бывшая советская республика громко кричит о своем «западном выборе» и «европейских ценностях», этого для Вашингтона и других столиц западного мира оказывается иногда вполне достаточно, чтобы признать ее «маяком» или «витриной» демократии.
Демократия при таком подходе отождествляется не с возможностью народа делать свой выбор свободно, и не с развитыми институтами самоуправления или парламентаризма, а с антироссийской направленностью. Которая фактически отождествляется с антисоветской. Между тем, нынешняя Россия – не Советский Союз. И уж точно ее страдания в период сталинской диктатуры или брежневского «застоя» были никак не меньшими, чем проблемы Грузии, Украины или прибалтийских республик. КПСС не была этнически русской партией. И в репрессивных органах были представлены все народы, жившие в тогдашнем Советском Союзе. К сожалению, отождествление России с СССР, а русских с НКВД и другими карательными структурами не раз играло заметную роль в политике Запада. Так было в 1992 году, когда одно имя Шеварднадзе («демократа» и «разрушителя Берлинской стены») заставило ЕС и США закрыть глаза на конфликт в Южной Осетии, гражданскую войну в Мегрелии и нарастающее противостояние в Абхазии, признав независимость Грузии безо всяких оговорок и условий. Так же было в 2004-2008 годах, когда назойливая пропаганда Михаила Саакашвили заставила игнорировать два соглашения о прекращении огня в Абхазии и в Южной Осетии и позволила грузинскому президенту «разморозить» два конфликта. Так, увы, случилось и в 2014 году, когда вся огромная европейская страна фактически отождествилась в сознании ведущих западных политиков с одной столичной площадью. Именно здесь истоки «крымского сепаратизма», а не в набивших оскомину ссылках на имманентный русский империализм.
Однако любой кризис, несмотря на все имеющиеся опасности, открывает возможности для обновления. И украинский вызов при наличии воли может открыть возможность для преодоления имеющегося негативного тренда. Если США, ЕС и НАТО откажутся от рассмотрения всех бывших республик СССР, как «колоний Кремля» (что и с фактической точки зрения неверно, и в геополитическом плане опасно), то это дает возможность перейти к отношениям, основывающимся на реалистическом мировидении. Понятное дело, интересы России и Запада не могут быть тождественными, а противоречия не исчезнут по мановению волшебной палочки. Но намного продуктивнее спорить и договариваться о сегодняшних интересах вместо дискуссий об идеологических штампах ушедшей эпохи. Всякое выталкивание России из европейской политики будет лишь усиливать консервативные настроения внутри страны и ее жесткость на международной арене. Включение же ее в общий «концерт» позволит сделать и постсоветское пространство, и Европу, и мир в целом более предсказуемым и менее конфликтным.
Для военной стратегии Соединенных Штатов это значит так же мало, как и предыдущие назначения на этот пост в последние 20 лет. Вне зависимости от того, кто возглавляет Пентагон, США остаются морской державой, континентальные владения которой останутся неуязвимы для оппонентов как минимум до 2050 года.
Российско-грузинские отношения находятся в тупике. В заблуждение не должны вводить рост торгового оборота, туризма из России и прогресс в переговорах по транзиту грузов через Абхазию. Проблемы между Россией и Грузией неразрешимы и требуют новых контекстов и идей. Но прежде всего стоит задаться вопросом: зачем нам улучшать отношения друг с другом?
Российско-египетские отношения переживают период подъема – взаимодействие по целому ряду направлений заметно активизировалось с приходом к власти Сиси. Однако не следует рассматривать достигнутые успехи как «возвращение Москвой Египта» или «потерю Каира Вашингтоном». Египетское руководство не выбирает между Россией и США, оно сотрудничает со всеми, кто может быть полезным для восстановления страны сегодня.
Визит российской делегации укрепил позиции официального Дамаска внутри страны накануне президентских выборов. Правительственным войскам постепенно удается перехватить инициативу в гражданской войне, однако они по-прежнему не контролируют значительную часть страны.