Текст подготовлен в сотрудничестве с Lenta.ru
Последнюю неделю я нахожусь в Киеве, где пытаюсь разобраться, как на самом деле выглядит украинская политика и что думают о происходящем в стране столичные эксперты и рядовые граждане. Прежде я никогда не думал, что полечу в Киев с такой задачей. Украина казалась мне — и большинству российских наблюдателей — понятной и похожей на Россию. Я заблуждался. Мы все заблуждались. В том, что касается внутренней и внешней политики, Украина — действительно не Россия.
Из Москвы украинская политика казалась идентичной российской — сильная центральная власть, эффективная консолидация и распределение ресурсов центром, развитый административный аппарат и главное — консенсус элит и общества по вопросу о национальных интересах. На Украине когда-то имелись предпосылки к тому, чтобы сложилась сильная центральная власть — наподобие российской, белорусской или казахстанской. Украина была наиболее развитым регионом СССР, украинская бюрократия была важным элементом общесоюзной, выходцы из Украины руководили Союзом продолжительное время и разделяли общую стратегическую культуру и методы оценки национальных интересов.
Однако в отличие от России, Белоруссии или Казахстана на Украине эти предпосылки не дали такого же результата.
В Киеве я вижу принципиально иную стратегическую культуру — в ней нет единства мнений и уверенности в будущем, она полна неопределенности и строится на уходе от ответственности.
Дело не в экономическом кризисе и войне на востоке — мои собеседники говорят, что приоритет частных интересов по отношению к государственным всегда был характерен для Украины. Это обстоятельство неправильно поняли все вовлеченные в украинский кризис внешние игроки — Россия, Евросоюз и США. Думаю, что это привело и в будущем снова приведет к внешнеполитическим просчетам.
Кризис на Украине для Москвы, Вашингтона и Брюсселя был очередным упражнением в континентальной дипломатии. В этой конкуренции всегда есть правила игры — неважно, проходит ли состязание в правовом (до переворота в Киеве) или неправовом (после него) поле, — в игре есть неявные красные линии, которые не нарушаются. Даже в конфликте на востоке Украины есть четко определенная и ограниченная политическая цель — доказать, что проблему Донбасса не разрешить военным путем. Однако эта договорная и ограниченная конфронтация возможна только между искушенными в международной политике субъектами. Все указывает на то, что современная Украина выпадает из этой игры.
Действительно, между Россией и Западом есть крупные противоречия, на которые накладывается различие стратегических культур. Москва — чемпион классической «жесткой дипломатии», основанной на конфликтах и компромиссах глав государств. Россия хорошо понимает правила этой игры и жестко защищает свои интересы, при этом проявляя чувствительность к чужим интересам — во имя стабильности. Череда российских чиновников, ответственных за украинское направление в последние годы, — от консерватора Сергея Глазьева и аппаратчика Михаила Зурабова, до либерального Владимира Лукина — отлично владеет искусством межгосударственных отношений.
Однако на Украине нет и не было консолидированного политического субъекта, который нес бы ответственность за принятие решений и их последствия.
Москва видела в Викторе Януковиче, а до него в Юлии Тимошенко и Викторе Ющенко, равноправных партнеров, представляющих Украину как государство. В действительности, украинские лидеры в лучшем случае представляли только одну из политических групп, а в худшем — самих себя. Неспособность консолидировать власть посредством примирения противоречий между основными группами интересов является системной чертой украинской политики. В этой системе верхи всегда правят без оглядки на низы, а оппозиция всегда маргинализирована и радикализуется. Вот почему страну постоянно сотрясают народные волнения и перевороты — дело прежде всего в самой Украине, а не во внешнем вмешательстве.
При этом, правда, местные элиты постоянно выдвигают тезис о злокозненных иностранцах, которые мешают Украине процветать. Виктор Янукович и Николай Азаров утверждают, что переворот спланировали США. Виктор Ющенко и нынешние украинские власти говорят, что нет большей проблемы, чем Россия. Однако в действительности это лишь способ ухода от ответственности. Украинские элиты, занятые чем угодно, кроме защиты собственно национальных интересов и суверенитета страны, оказались заинтересованы в использовании внешних сил как рычага во внутриполитической борьбе. Тем самым достигается эффект «палестинизации» Украины — местные политические субъекты стремятся получать дивиденды от постоянной вовлеченности мировых центров силы в дела страны.
В нынешней ситуации эта черта украинской политики еще больше усугубилась. Если при Януковиче в руководстве Украины встречались люди с государственным мышлением, осознававшие, что управляют крупнейшим в Европе, сложным и многосоставным государством, расположенном на стыке двух центров силы, то новые элиты не имеют минимального государственного мышления и рассудительности. По главным вопросам политики они последовательно опираются на зарубежную помощь и советы, даже если они дают сомнительный результат.
Мои встречи в Киеве показывают, что в стране действуют три группы активных элит. Причем две из них радикальные.
Первая выступает за «Украину для украинцев». На передний план выдвигается украинская идентичность, основанная на русскоязычном или украиноязычном гражданском национализме. В этом движении нет этнической, культурной или религиозной подоплеки — это преимущественно политическая коалиция. Цель этой группы — создание монолитного государства людей украинской идентичности. И они готовы к радикальным шагам — к вытеснению нелояльного населения и даже выделению ценностно «чуждых» регионов из состава Украины. Они готовы принести в жертву территориальную целостность страны, чтобы консолидировать на оставшихся землях гомогенную общность. Это мнение сейчас очень распространено в Киеве, оно считается мейнстримом — его продвигают руководители государства и ключевые СМИ.
Вторая группа — это люди русской идентичности — украинцы, русские и другие этнические группы, которые не разделяют цели и ценности Майдана и считают Россию важной силой украинской политики. Эта группа не такая многочисленная, как первая, по крайней мере она существенно хуже представлена в СМИ. Это неудивительно, поскольку ее сторонники подвергаются политическому давлению и в отдельных случаях репрессиям. «Ватники», или «коллаборационисты», как их называют, первыми почувствовали ограничение свободы слова и собраний. У многих из них начинает формироваться подпольное мышление, а само течение может со временем радикализоваться.
Третья группа — сторонники территориальной целостности Украины — в очевидном меньшинстве. Они считают главным приоритетом сохранение огромного советского наследства — начиная от территории, кончая экономическими связями и населением. Они осознают, что Украина должна выбрать линию нейтралитета и суверенитета, чтобы сохранить государственное единство. Они также выступают за уступки по национальному вопросу и выдвигают знакомую россиянам идеологию государственного интереса. Парадоксально, но их нередко также относят к «ватникам» сторонники мейнстрима, хотя именно государственники лучше всего понимают, что нужно Украине сейчас.
В этой зыбкой политической ситуации лучшее, что могут сделать внешние силы, — дать украинской политике устояться.
Маловероятно, что нынешний радикальный режим продержится долго — особенно в условиях прекращения огня на востоке. На обозримую перспективу Украина не сможет сделать однозначный выбор в пользу России или Запада. Более того, нужно избегать провоцирования этого выбора, поскольку его жертвой станет стабильность Украины.
Общая цель России и Запада на ближайшую перспективу — не поддаваться на призывы вмешаться и избегать «палестинизации» Украины. Со временем в Киеве станут править разумные люди, что откроет дорогу для создания сбалансированного международного режима вокруг страны.
Несмотря на уступки с обеих сторон, заключение финального соглашения остается под вопросом. Отправляясь в Вену, один из членов американской делегации (госдепартамент старательно скрывает имена и детали переговоров, поскольку это может навредить хрупкому переговорному процессу), подчеркнул, что все самые ответственные решения будут приняты в последнюю минуту.
С начала 2000-х годов российско-турецкие отношения развиваются стремительно. Основой двустороннего сотрудничества является экономика. Российско-турецкое сближение усиливается и это начинает влиять на региональную ситуацию на Кавказе и в бассейне Черного моря.
Выступление Ангелы Меркель на Давосском экономическом форуме стало в глазах множества наблюдателей триумфальным возвращением канцлерин в мировую политику после затянувшегося кризиса с формированием правительства в Германии. Действительно, лидер ФРГ показала боевой настрой, решительно выступив за ценности глобализации и реформу ЕС. Меркель не испугалась вступить в заочную полемику с Трампом, раскритиковав протекционизм и изоляционизм.
Среди ближневосточных участников контртеррористической коалиции США: монархии Залива не располагают военной мощью; обладающие таковой Ирак и Египет больше нацелены не на региональное, а на внутреннее противостояние исламистам. Для Турции ИГ в настоящий момент скорее потенциальная, чем насущная угроза. При этом Иран и Сирия, также имеющие военную силу и заинтересованность в этой борьбе, исключены Вашингтоном из числа партнеров.