30 января в Вашингтоне состоялось первое совещание глав внешнеполитических и оборонных ведомств США и Катара в рамках Американо-катарского стратегического диалога. Накануне катарский министр обороны Халед бин Мухаммад Аль-Атыйя заявил о намерении своего руководства расширить базу ВВС США в своей стране (ее состав насчитывает 10 тыс. американских военнослужащих). Примечательно, что одновременно с этим посол Турции в Дохе также сообщил о планах расширения турецкой базы Тарик бин Зияд в Катаре.
Активно наращивая атрибуты силы – военной, политической, экономической, финансовой и дипломатической – Доха все более явно демонстрирует успехи комбинирования резкой напористости и гибкой прагматики в своей внешней политике. Внешнеполитический стиль эмирата последнее десятилетие похож на деятельность крупной транснациональной корпорации (ТНК), но не государства. Это вызывает возмущение как на региональном, так и на глобальном уровне, однако до сих пор попытки противодействовать дерзкой политике Катара не имели успеха.
Дипломатической победой Катара стала провалившаяся попытка политической и экономической блокады эмирата со стороны Саудовской Аравии, ОАЭ, Бахрейна и Египта. Эмбарго не просто не состоялось: резкая нехватка импортируемых продуктов потребления достаточно быстро была возмещена Турцией и Ираном. Оно стимулировало стремительное расширение торгово-экономических контактов Катара с турками, а главное – иранцами и пакистанцами, что особенно болезненно воспринимается в Эр-Рияде. Более того, новая программа продовольственной безопасности катарского эмира Тамима бин Хамада Аль-Тани дала эффект сплочения населения и способствовала росту его личной популярности.
Особенно выгодно для Дохи выглядит позиция Вашингтона в отношении очередного кризиса в Заливе. После резкой критики Дональдом Трампом катарской политики в ходе его визита в Саудовскую Аравию в мае 2017 года и даже обвинений последнего в поддержке терроризма «на высшем государственном уровне», Вашингтон уже 14 июня 2017 года подписал с Дохой соглашение о поставке истребителей F-15 на 12 млрд долл. Позже, 11 июля 2017 года в катарской столице госсекретарь Рекс Тиллерсон подписал со своим коллегой, Мухаммадом Абдуррахманом Аль-Тани, соглашение о борьбе с финансированием терроризма. Наконец, в январе 2018 года стартовал Американо-катарский стратегический диалог.
Примечательно, что Катар не только сумел столь нивелировать последствия экономической блокады, но и сохранить лицо в глазах международной общественности. Постоянно апеллируя к международному праву в публичных заявлениях, катарскому руководству удалось выставить Эр-Рияд и Абу-Даби, главных инициаторов анти-катарской кампании, в нелицеприятном виде. Вишенкой на торте стал доклад Комиссии ООН по правам человека, осудивший «четверку» арабских государств и обвинивший их в «дискриминационной, необоснованной экономической войне» против населения Катара. И это на фоне катарской провокации в середине января 2018 года с перехватом двух эмиратских гражданских самолетов (которые, по версии Дохи, были военными) и заявлений катарского министра обороны о планах Саудовской Аравии и ОАЭ по осуществлению военной интервенции в эмирате.
Катар в глазах Эр-Рияда и Абу-Даби является главным возмутителем спокойствия в регионе по нескольким причинам. Во-первых, он развивает политические и экономические контакты с Тегераном. Во-вторых, оказывает массированную финансовую и организационную поддержку сети «братьев-мусульман», запрещенной в Саудовской Аравии и рассматриваемой в качестве главной угрозы национальной безопасности в ОАЭ. Наконец, Катар развивает военно-политический альянс с Турцией, в прочной связке с которой он успешно противостоит саудовским и эмиратским интересам – от Туниса до Африканского Рога и Афганистана. Однако говорить о фронтальном противостоянии Катара, КСА и ОАЭ не приходится – три страны сотрудничают по ряду вопросов, а взаимное ослабление не является целью их соперничества.
Выигрышное качество внешней политики Катара – гибкость и отказ от логики жестких альянсов на Ближнем Востоке – резко выделяют эмират среди соседей в регионе. При этом Доха обладает всеми традиционными качествами силы.
Неприкосновенность Катара обеспечивается нахождением на его территории крупной американской военной базы и штаба Центрального командования, руководящего операциями ВС США на всем Ближнем Востоке и в Афганистане. Размещенная Анкарой на катарской территории военная база стала еще одной гарантией безопасности. Причем ни американские, ни турецкие гарантии безопасности не связывают Доху какими-либо внешнеполитическими ограничениями. Огромные запасы природного газа, высокотехнологичный подход и географически глобальный масштаб его продажи делают эмират крупнейшим экспортером СПГ в мире (30% мирового рынка СПГ в 2017 г.) и одним из наиболее влиятельных игроков мирового энергетического рынка. Благодаря многомиллиардным активам по всему миру Катар является одним из значимых участников мировых финансовых рынков.
В столь благоприятных условиях Катар действует в региональном и мировом масштабе в логике бизнес-стратегии крупной ТНК, главной задачей которой является мультипликация выгоды, укрепление авторитета и рост популярности.
В области энергетики Катар расширяет географию поставок СПГ и инвестиций в этой сфере – в Европе, Восточной и Южной Азии, Южной Америке, Африке и арабском регионе. Диверсифицируются закупки вооружений и военной техники, по поставкам которых Катар вошел в тройку крупнейших импортеров в мире: помимо традиционных партнеров по ВТС – США, Франции и Великобритании – катарцы реализуют контракты с Германией, Италией, Китаем, Турцией. В региональной политике главным инструментом влияния Катара являются «братья-мусульмане» и другие считающиеся в большинстве стран террористическими группировки и организации (наиболее заметные из них действуют в Тунисе, Ливии, Египте, Судане, Секторе Газа, Сирии). При этом на международной арене Доха выстраивает образ государства-посредника: из наиболее значимых примеров – в Дарфурском конфликте (Судан), Афганистане, Ливане, Йемене, а также между ФАТХ и ХАМАС, Эритреей и Джибути. Одним из важнейших катарских активов является влиятельный международный телеканал «Аль-Джазира».
Вышесказанное совершенно не означает, что все внешнеполитические действия Катара приводят к желаемому результату. Наиболее ярко об этом свидетельствует потеря власти партиями «братьев-мусульман» в Тунисе, Ливии и Египте, которые, правда, продолжают сохранять влияние на внутриполитические процессы в этих странах. Аналогичным образом провалились попытки Дохи заменить Каир в качестве главного посредника в палестино-израильских переговорах. Однако за счет влияния на ХАМАС и развития контактов с Тегераном Катар сохраняет за собой роль значимого игрока в Палестине.
Безусловно, небольшой размер территории и населения обуславливают гибкость эмирата – в отличие от традиционных региональных держав (Саудовской Аравии, Ирана, Турции, Египта), вынужденных постоянно решать проблемы уязвимости территории, противоречий между различными группами населения и его социально-экономического благосостояния. Эта гибкость позволяет катарским элитам быстро перестраиваться, маневрировать и играть на противоречиях других государств, не давая при этом оппоненту пространства ударить в ответ.
Однако одним из принципиальных факторов успеха политики Катара является практически отсутствующая привязка к каким-либо постоянным политическим интересам. Так, соглашения с Ираном и Пакистаном, в значительной степени позволившие нивелировать последствия блокады, не мешают Дохе поддерживать силы, противостоящие про-иранским в Сирии и про-пакистанским – в Афганистане. Такую ситуацию практически невозможно представить в политике Саудовской Аравии, стремящейся в своих внешнеполитических связях к максимально полному согласию одновременно во всех сферах и по всем направлениям. Примером может служить заметный разлад в отношениях между Эр-Риядом и Каиром по мере того, как последний все более отчетливо занимал противоположную саудовской позицию в сирийском конфликте.
Компактность территории и стратегическое географическое расположение, почти безграничные финансовые возможности, симбиоз с США как главными гарантами безопасности и, главное, отсутствие политических ограничений, а также умелое использование региональных противоречий, раскачивая, но не уничтожая, сложившуюся систему безопасности в собственных интересах выгоды – все это делает Катар примером исключительной для региона внешней политики. Которой пока сопутствует успех.
На Украине тлеет коррупционный скандал, затрагивающий высшее руководство страны. Неформальные депутатские группы и фракции в Верховной Раде настаивают на отставке или временном отстранении премьер-министра Арсения Яценюка. Большая часть парламентской коалиции на Украине интенсивно ищет способ снять напряжение.
Учитывая масштаб транснационального общения и взаимосвязанность стран Ближнего Востока, эти государства могут оказаться восприимчивыми к внешним стимулам. США, России и ЕС пошло бы на пользу, если бы эта «тройка» хотя бы частично синхронизировала сигналы, адресованные странам региона. В конце концов неспособность действовать таким образом представляет угрозу для безопасности самих США, России и ЕС.
Очень важно в разговоре с Западом подчеркивать, что российская политика не идеологически направлена, это не возврат империи, это не советский строй какой-то, который Россия якобы несет, а прагматические интересы, интересы российского бизнеса, интересы ближнего зарубежья, которые связаны с проблемами, выходящими, собственно, за приграничные проблемы России.
За прошедшее с начала конфликта на Донбассе время вооруженные силы Украины сильно изменились. Не имея боевого опыта, ВСУ оказались вовлеченными в масштабные боевые действия с многокилометровой линией фронта. Годы вооруженного противостояния на Донбассе продемонстрировали возможности украинской армии, выявив её сильные и слабые стороны.