Два прошедших века были периодом становления украинской национальной идентичности. Этот процесс не завершен до сих пор. Становление самосознания украинцев шло разными путями в двух крупнейших европейских империях - Российской и Австро-Венгерской.
В те годы вопрос о европейском выборе украинского народа не стоял. На повестке дня был вопрос формирования национального самосознания, которое происходило через конфликтное противопоставление украинцев русским и полякам. Такому сценарию способствовала политика Австро-Венгерской империи проводившей политику столкновения галицийских поляков и украинцев. Вена в то время опасалась сильных русофильских настроений среди украинцев и русинов и стремилась их подавить.
Интересно, что ключевые идеологи национализма того времени сами не были украинцами - Дмитрий Донцов был русским, а Вячеслав Липиньский - поляком. Это подчеркивает расплывчатость границ национальной идентичности. На Западной Украине на рубеже XIX-XX веков одни националисты были склонны рассматривать себя как часть большого русского этноса, другие настаивали на отмежевании от России. Но в каждом из этих случаев украинизм изначально был скорее эстетическим чем ценностным, пробужденным любовью к народному языку и быту.
Если не считать тяжести голода 1930-х годов, именно западные украинцы были наиболее пострадавшей частью украинского народа в XX веке. Во время Первой мировой войны более 20 тысяч «русофилов» были заключены австрийскими и венгерскими властями в концентрационные лагеря Таленгоф и Терезин. Уничтожение Западно-украинской республики армией Юзефа Пилсудского и унизительный Варшавский договор, подписанный Семеном Петлюрой также способствовали радикализации национального движения. Не случайно, национализм Степана Бандеры и Романа Шухевича произрастал в первую очередь как антипольский, и только потом как антикоммунистический.
Галицийский национализм никогда не имел проевропейской окраски и любых союзников воспринимал как попутчиков. В России принято говорить о русофобии бандеровского движения, но для понимания западноукраинской националистической среды стоит помнить, что с 1941 по 1944 годы Бандера провел в нацистском концентрационном лагере Заксенхаузене, двое его братьев погибли в Освенциме, а еще один брат был убит немцами в Херсоне.
Объединение украинского народа по окончании Второй мировой войны стало вызовом для галицийского национализма. Стремление преобразовать всю Украину сочеталось с неспособностью сделать это. Поэтому борьба за национальное государство продолжилась после того, как Украина обрела самостоятельность.
Особенностью украинского национализма является характерная для XIX века традиция культивации идеального типа украинского - этноса, языка, культуры. Он опирается не столько на реальность, сколько на представления о должном. При этом очевиден дефицит ценностей и скудость символического капитала идеологии, отчего так явно культивируются “герои” дивизии СС “Галичина”, личность Степана Бандеры и т.д. В итоге лозунг “Украина - это не Россия” неизбежно сталкивается с тезисом “Галиция - это не Украина”.
Острый радикализм мешает националистам создать многогранную идеологию и стать органической частью общественных и государственных институтов. Тем не менее, он имеет шансы на развитие, но в модифицированном виде. Главные тенденции эволюции украинского национализма начала XXI века - нарастающий евроконформизм и появление на Украине русскоязычного украинского национализма. Сохранение радикального характера украинского национализма, его символики и ограниченного набора ценностей может способствовать нарастанию общественных противоречий на Украине и углублению уже имеющегося раскола в обществе. Не исключено, что наиболее прагматичная часть националистов осознает это и предпримет попытку идеологической мимикрии и смягчения лозунгов.
Похоже, что галицийский украинский национализм готов использовать европейскую маску, но в фундаментальном плане это пока еще конкурентные идеологии. В плане влияния на российско-украинские отношения - национализм способен повредить русско-украинским связям, но европеизм способен приглушить травму от разрыва. Впрочем, потенциал европеизма - как политико-географического, коммуникационного, и в какой-то мере ценностного выбора, шире и лояльность к нему выше.
Конвергенция украинского национализма и европеизма может стать итогом процесса формирования украинской идентичности. Для русско-украинских отношений это худший вариант.
Визит президента Германии Франка-Вальтера Штайнмайера в Москву оставил двойственные впечатления. Зарубежные наблюдатели усмотрели в нём следование политики ценностей, российские эксперты предпочли сделать главный акцент на самом факте визита германского президента в Россию впервые за долгое время. Между тем, однопартийцы президента ФРГ продолжают наблюдать за коалиционными переговорами, прогресс в которых так и не был достигнут.
Большое значение для двусторонних отношений имеет традиция взаимодействия, унаследованная от времен холодной войны. В научной среде и дипломатическом корпусе обеих стран все еще хватает тех, кто хорошо помнит те времена. Это предельно ответственные люди, понимающие к чему может привести настоящий конфликт России и США. Вопрос в том, будут ли столь же ответственны те, кто придет им на смену.
Партии активно пытаются разыграть «русскую карту». Правые силы (Партия реформ, Союз Отечества и Республика) и социал-демократы приняли на вооружение вопросы интеграции и гражданства. Впервые за долгие годы «русская» проблематика вошла в предвыборный дискурс не как точка консолидации центристского электората, а как один из важных пунктов предвыборной программы значимых политических сил.
Согласие Киева сесть за стол с лидерами с лидерами ДНР и ЛНР будет означать признание их Киевом как стороны конфликта. После чего украинским властям, соответственно, придется признавать гражданский характер этого конфликта, и отказываться от мантры «Украина противостоит террористам и российским интервентам». Что, в свою очередь, станет серьезнейшим ударом как по майданной мифологии, так и в целом по имиджевой и внешней политике нынешней власти.